Игорь-Северянин
Краткий обзор старой Эстонской поэзии.
Одним из первых эстонских поэтов и выдающимся собирателем народных песен был Фр. Крейцвальдт, родившийся в 1803 г.
Для ознакомления с творчеством Крейцвальдта привожу его «Осень»:
Когда ты видишь в небе стаи
Летящих к югу журавлей,
Подумай: да, природа знает
Гнать птиц в свой срок за ширь морей.
Кто на воздушных лёгких тропках
Является их вожаком?
Случайность может ли их, робких,
Направить длительным путём?
И в миг, когда тебя удача
Чутья покинет, не забудь
Почувствовать, душа вожачья,
Того, кто указует путь.
За ним следуют: Фр. Кульбарс (Вилли Анди), род. в 1841 г, Михкель Вёске (1843 г.), Лидия Койдула Койдула (1843 г.), Адо Рейнвальд (1847 г.) и А.Гренштейн (Пирикиви)—1849 г.
Из этих поэтов особо яркими патриотами были: Веске, Койдула и Рейнвальд.
Свободы жаждут поколенья,
Растёт и крепнет молодёжь,
Здесь для земли эстийской сына
Ты зрело, девушка, цветёшь.
Или:
Народ подъемлет силу поля,
Уничтожая нищету.
Улавливает просвещенье
И побеждает темноту.
Клянись навек своей стран
Быть преданным и, на струне
Бряцая, в песнях оглашай:
«Моя отчизна — этот дивный край!»
В другом стихотворении Вески спрашивает:
Можно ль реку в половодье
Удержать своей рукой?
Можно ль погасить свободу,
Воссиявшую звездой?
Можно-ли весной берёзам
Запретить пускать ростки?
И ольховник обезлистить
Мановением руки?
Иссушить возможно ль озимь?
Зелень всю её смести
И ликующему лугу
Не позволить зацвести?
Может кто восход светила
Удержать: «Катись назад!»
Если тучи скроют солнце,
В ночи дней не превратят.
Александр приказ дал ясный:
«Воля в Эстии свети!»
Вот она теперь и светит,
Озаряя нам пути».*
* Освобождение крестьян в Эстляндии было произведено 1816 году. Будучи сильно стеснены высшей властью, помещики пришли, наконец, к счастливой мысли дать личную свободу крестьянам, о чём и представили правительству. 23 мая 1816 года воспоследовал высочайший указ Александра I Правительствующему Сенату и обнародование нового положения для крестьян Эстляндской губернии, на основании которого дворянство этой губернии отказывалось от всех прав на крепостное владение крестьянами, оставляя за собою, однако владение землёю.
Адо Рейнвальд поёт:
Встань — восстань скорее, эст!
Руку выше! до небес!
Твой кулак ломает сталь, —
Убегает рабство в даль…
Берегись же, враг:
Вознесён кулак!
Встань — восстань скорее, эст,
Гордо озирай окрест!
Руки ныне без цепей, —
Горы, долы, ряд полей,
Не жалея сил,
Ты освободил!
Встань — восстань скорее, эст!
Так шагни, чтоб нёсся треск!
Так запой, чтоб в чаще ольх
Трепетала эта воль!
Ах, влажна земля, —
Это кровь твоя!
В своём символическом «чёрном кафтане» Рейнвальд заявляет:
Кафтан отцовский внуку
Завещан. Потому
Тебе, отчизна, руку
Я в этом твёрдо жму.
В кафтане чёрном деды
Ходили. Ну, так вот
Пусть новшествам победы
Не знать: я — патриот!
Хочу в кафтане чёрном
Я смело выступать.
Пред выскочкою вздорном
Не стану трепетать!
В другом месте он возмущённо спрашивает:
Что родина перестрадала,
Осмелюсь ли я позабыть?
И гневно продолжает:
История! не примиришь ты
Меня с разбойником своим.
Всех тех, кто ад отчизне деял,
Хотел бы ввергнуть в адский дым
До сей поры исполнен плевел,
О, родина, твой дивный сад…
Я полон весь больного гнева.
Хвалить их может только гад.
Понятен будет «больной» гнев поэта, если вспомнить, что его отец, получивший шестьдесят ударов палкой, от этого скончался, долго проболев.
Для уяснения истинного значения этих поэтов мы не должны забывать времени и нравов… Нужно было иметь много гражданского мужества, чтобы в те времена говорить так пламенно и открыто. Большой любовью к свободе, жаждой справедливости и верой в свой народ проникнуты стихи цитированных поэтов
Лидия Койдула, кроме патриотических, горящих стихов, отдавала своё вдохновение и чистой лирике:
Листьев лёт с берёзовой вершины.
Над землёю ветер поднял вой.
Годовых часов молчат пружины.
Поздний час удар готовит свой.
Ты, светило дивное, устало, —
Поднимаешь медленно главу,
На детей своих взираешь вяло;
Осень грабит листья и траву…
Тучи в небе загнаны и в страхе,
Носятся над морем и землёй.
Жалуются журавли, под взмахи
Крыльев, пораспахнутых домой…
Дом! домой! — пресладостное слово.
Сердце, ждать не долго, мирно спи:
Позовёт тебя Отец Твой снова
В дом к Себе. Пока же — потерпи.
В пятидесятых годах возникает ещё раз ряд поэтов: Карл Герман (1851 г.), Юхан Кундер (1852 г.), Петер Якобсон (1854 г.), Марин Липп (1854 г.), Ян Бергман (1856 г.), М.Эйзен (1857 г.), Якоб Лийв (1859 г.).
Герман — поэт жизнерадостный, славящей веселье, ненавидящий тоску, но слабый стилист:
О, прыгай, сердце, веселись!
Долой, долой печаль!
Веселье в песнях возродись,
Исчезни горе вдаль.
Туда, туда, где весел шаг,
Где птицы на ветвях
Колышутся и так и сяк,
Лечу на всех парах.
О, в птичий песенный турнир
Вложу я голос свой
И с горного хребта весь мир
Я поражу трубой!
Моя труба пробудит пусть
Эстонию мою.
Я, отогнав от спящих грусть,
Со всеми запою.
Пусть встанут все! пусть встанут все!
Пусть наши голоса
Летят к заморской полосе
За долы и леса!
Мартин Липп устами дочери обращается к матери:
Не брани меня, о мама,
Что вернулась поздно я,
Что влажна моя одежда,
Что в росе коса моя.
Ах, кукушка куковала,
На лугу цвели цветы,
Ждал возлюбленный у поля
От зари до темноты…
Лишь созреет рожь златая,
Будут нас с ним обручать
И кольцо дадут на палец, —
Не брани меня, о мать!
Не правда ли, эта вещь напоминает нашу русскую «не брани меня, родная»? Впрочем, я полагаю такие вещи пишутся во всех странах одинаково:
Не дурны для той эпохи местами стихи Кундера:
Крылатым ароматом
И духи, и цветы
Поют моей любимой
Сон, полный чистоты.
Путь голоса находят
С моей подругой быть,
И в сны любимой входят,
Как золотая нить…
У него же «блестят глаза цветов», «шёлковая рука лета», «колыханье цветущее»…
Ян Бергман в чеканных стихах, полных аллитераций, рассказывает о «Празднике Тары в былом»:
В зелёной дубраве, где ветер гудит,
И шопот, и шелест, и шорох бежит,
И пламя ближайших готово обжечь,
И брошен в то пламя весь в ржавчине меч…
\
Эйзен иронизирует над лозунгом в устах позёров — «всё для народа»:
Для народа улицы
И дома запели.
Все в тоске сутулятся
И блестят в весельи.
Что-же я, несчастненький,
Сделаю народу,
Чтобы выпал красненький
День ему в угоду?
Выход восхитительный:
Я корчму открою, —
Бедняку действительно
Выгоду устрою.
Для народа буду я
Выполнять затею
И, в корчме орудуя,
Вмиг разбогатею . . .
Якоб Лийв в своей «Долине духов» * предостерегает от лёгкой, праздной жизни, лишённой идей и труда.
В сонете «На пути Поэзии» он говорит о своём желании достичь ея вершин, чему мешает отсутствие проводника в лице гениальности…
Озеро Uljasti, 1924 г.
*Отрывок из «Долины духов».
И вот на туманном явилась экране
Толпа молодых и красивых.
От их украшений на шеях — сверканье,
И грезят они о мотивах…
У них арфы, трубы; у них окарины
И заняты девы настройкой.
Одна держит палочку.
Как балерины, Скользят, — и мотив льется бойкий .. .
Утихнет природа, и ветер не дует,
Тягаться-ли с эльфами птицам?
Все ноты в груди замирают: волнует
Песнь, свойственная небылицам…
Одна песнь звучнее другой. Полный неги
И нежности, слушая пенье,
Загрезился юноша, в чарах элегий
Любимой забыв уверенья …
Туман исчезает, и песнь умолкает.
Игра продолжается. Снизу
Рой духов иных за горой возникает,
Рассеяв туманную ризу…
Оттуда, где так золотеют ступени,
Идут желтолицые духи.
И руки, и ноги их тощи. И пени
В глазах, что и блеклы, и сухи.
Они упадают в объятья поющих
И пир начинают и танцы.
Нет радости грани в руках их зовущих,
В глазах зажигает страсть глянцы…
И путник усталый, смотрящий спокойно,
Склонился б на мох, как на ложе,
Когда бы он мог. Но средь девушек — знойно,
И вот отдохнуть он не может…
Зовут девы путника к танцу так нежно: —
«Здесь нет ни сословий, ни власти.
Здесь некогда думать о сне. Безмятежно
Предайся блаженству и страсти.
Здесь лет не считают и счастья не весят,
Не знают часов. Дни и ночи
Здесь игры и плясы. Любовью лишь грезят,
И страстью сверкают здесь очи…» —
Дни путника в танцах сменяются днями,
Он с эльфами вместе ликует,
Глаз молнии видит своими глазами,
Любовь его ночью целует…
Но нет, он не может играть бесконечно:
Его истощаются силы.
На ложе из мха упадает он: вечно
Плясать — далеко ль до могилы?..
«Как уши устали от эльфовых песен!
Тоскую о жизни духовной…
От радости вечной мир сделался тесен,
И кровь эта мнится бескровной …»
И он вспоминает свой дом и любимых
И хочет вернуться при росах…
Но странно: его волоса — точно в дымах,
И тело склонилось на посох …