Этюд.
Захрустели пухлые кайзэрки,
Задымился ароматный чай,
И княжна улыбкою грезэрки
Подарила графа невзначай.
Золотая лёгкая соломка
Заструила в грёзы алькермес.
Оттого, что говорили громко,
Колыхался в сердце траур месс.
Пряное душистое предгрозье
Задыхало груди. У реки,
Погрузясь в бездумье и безгрезье,
Удили форелей старики.
Ненавистник дождевых истерик —
Вздрагивал и нервничал дубок.
Я пошёл проветриться на берег,
И меня кололо в левый бок.
Детонировал бесслухий тенор —
На соседней даче лейтенант,
Вспыливал нахохлившийся кенар —
Божиею милостью талант.
Небеса растерянно ослепли,
Ветер зашарахался в листве,
Дождевые капли хлёстко крепли,—
И душа заныла о родстве…
Было жаль, что плачет сердце чьё-то,
Безотчетно к милому влекло.
Я пошёл, не дав себе отчёта,
Постучать в балконное стекло.
Я один,— что может быть противней!
Мне любовь, любовь ея нужна!
А княжна рыдала перед ливнем,
И звала, звала меня княжна!
Молниями ярко озаряем,
Домик погрузил меня в уют.
Мы сердца друг другу поверяем,
И они так грёзово поют.
Снова — чай, хрустящие кайзэрки,
И цветы, и фрукты, и ликёр,
И княжны, лазоревой грезэрки,
И любовь, и ласковый укор…
1910.