1890 г.
Воспоминания о лете
Песок был жарок, и небес шатёр
Лученья полн. Полдневный солнца взор
Кошмарил сад. Гвоздики и жасмины
Всех мёдом одуряли. Солнца пар
Сушил уже траву. Был полдня жар.
Деревьев умолкали шатровины.
Белело платье в розовых кустах.
Тебя с цветами видел я в руках,
Тебя, цвет вишни розовато-белый.
Какая радость видеть мне тебя!
Чу! облачных быков мычанье я
Заслышал. Ветер обвивает тело.
О, солнце! ты грозой побеждено,
И небо Божией стрелой разнесено…
Бодаясь, роя землю, бык свирепо
Мычал. Ко мне прижалась в страхе ты.
Тебя, дитя, держал до темноты
Слиянья наших глаз на точке сцепа.
Дождь канул. В солнце — небо и земля!
Как мотылёк — порханье летодня,
И подняты дней крылья парусами!
Ах, Боже, как насыщена душа,
Но ты все насыщаешь! Хороша,
Лучиста жизнь! Любовь в объятьях с нами!
(«Своб. Слово», Ревель.)
Неожиданность
За другом друг сосчитанные, странные,
Из шолка ночи тканные,
Подобны тканям, гаснут времена.
Дороги скрещены, и златопенные
Катятся воды в сини дна.
Над головой кружатся ветры ленные.
От ветра, как ребёнку, сердцу радостно,
От пожен в солнце сладостно.
Печали забываются, как сны
Жестокие в шатрах лесов, и новые
Ликующие мне слышны —
О, радости, — кукушки дальнезовые.
Себя вести я поручаю случаю,
В пути себя не мучая,
Заманенный свистком, вхожу в вокзал.
Ах, неожиданность злостерегущая:
Тебя пред мною поезд мчал, —
Пронзила безнадежность душу жгущая.
Одно осеннее воспоминание
Котэдж в оправе осени и пламя
Небес осенних помню; дерева
Высокие олиствены; пред нами
Шаг сумерек, расслышанный едва.
О, мягкость буклей вьющихся растений,
Собой овивших окна и балкон!
Пред домом отцветал куст астр осенний,
Сад мёдом резеды был напоен.
Развёртывался вечер бархатканью.
Картины, стены — в пламени огня,
Бросаемого солнцем. Прикасанье
Рук сумерек пред истеченьем дня.
Забыты пальцы на клавиатуре.
Сквозь сумерки я видеть их не мог.
Они аккорды взяли. Как в лазури
На острове, мы — каждый одинок.
Сидели мы с закрытыми глазами.
Круг сузился. Возникли грёз миры,
Миры, воображаемые нами…
О, как хотел бы я твоей игры!
Но сильной, но проникнутой алканьем,
Огнём тем самым, жгущим душу мне.
Что душу оэкстазило пыланьем?
Забыв друг друга, стихли в грёзосне.
Забыты пальцы на клавиатуре.
Сквозь сумерки я видеть их не мог.
Они аккорды взяли. Как в лазури
На острове, мы — каждый одинок.
Одно осеннее воспоминание
II.
В осенний час, когда световенок
Распространён над городом в тумане,
Брожу в дожде, весь мокрый, одинок.
Я вижу взгляд: «О, Боже! где скитаний
Моих конец? Ах, мимо, игр клубок!
Боль тмит глаза, и грудь — в разрывной ране.
Девичье ложе в беспорядке. Ток
Ужасной страсти чуть на нем теплеет,
И, как от улицы неровной, ложность ног.
Ах, сброшено рукою, кровянеет
Белье. Как тело, сердце кровью бьёт,
И над любовью крест рука содеет.
Я не забуду никогда взгляд тот,
Что брошен в душу женскими глазами
Мне из толпы: как ржа — железо, жжёт.
По улицам, круги кружа кругами,
Иду с вопросом: «Кто, святая, ты ?»
Пронзильно ветер обдает волнами.
Ты, дорогая, ближе мне мечты.
Освобождение
Тишь в комнате. Перед большим столом
Сидел всю ночь, сидел весь день. Горела
Уютно лампа на столе.
Все звуки в доме распяты кругом.
Работа спит во мгле —
Свершенья ожидающее дело.
И в озеро, как холодок камней,
Вы, мысли эти поздние, упали.
Шли по воде еще круги.
Так ставни перед сердцем и в эмали
Дорогу солнца, — вкруг ни зги, —
Враждебный волхв замкнул рукой своей.
Так ночь сидел. И день прошёл немым.
Забылось всё. Мне тяжесть грудь давила.
Гнев и любовь умчались прочь.
А в небосвод идёт лучистый дым.
Звёзд пояс вяжет ночь.
В душе от узи жизни жутко было.
Так облегчались тяжесть и кошмар,
И расширялся бытия круг узкий.
И видел я: мир заденел.
Избавилась душа от власти тусклой;
Блеск жизни глаз найти сумел;
И в жилах снова ожил крови жар.
Пусть мне печально
Пусть печально мне, пусть. Грусть от Господа дар,
Данный нам на земле. Опечаленный дар.
В сердце счастье и боль. Пусть печально мне, пусть.
Пусть печально мне, пусть. Ты от Господа, Инг.
Грустно-тихая Инг. Тихо-грустная Инг.
Окружайте меня, хороводы ведя. Пусть печально мне, пусть.
Пусть печально мне, пусть. Ты, кто ныне со мной.
Ты, ушедшая вдаль. Смолкнем в скорби со мной.
Благость мигам земли. Пусть печально мне, пусть.
Пусть печально мне, пусть. Голос Бога в тоске
Мне вещает добро. Голос Бога в тоске —
И в душе он — как звон. Пусть печально мне, пусть.
Пусть печально мне, пусть. Ты от Господа, Инг.
Грустно-тихая Инг. Тихо — грустная Инг.
Окружайте меня, хороводы ведя. Пусть печально мне, пусть.
Аренсбургская дача
Ах, это-то и есть сам Kuresaare,
Где вместо моря — лужа, — вонь и грязь, —
Где воздух и вода — миазмов мирриады,
Каскадиться в глаза и в рот микробы рады,
Где ежедневно дождь, туман ползёт, виясь…
Чорт знает — почему я выбрал этот остров!
Ах, это-то и есть сам Kuresaare!
Парк, как коробочка. Оркестр — шарманка, и,
Как аккомпанимент — коров мычанье дойных.
Там даже небосклон весь на бок как-то. Хвойный
Холодовей продует члены все твои —
Различногоризонтный, мокрый и пронзильный.
Ах, это-то и есть сам Kuresaare,
Где полуокружён канавами бульвар,
И где клочок воды вам заменяет море,
Доносит ветер мёд сиреневый, и в горе
Всё делает круги одна из мёрзлых пар,
В отчаяньи бродя бульваром чахловидным.
Ах, это-то и есть сам Kuresaare!
Там поезд, пароход встречая поутру,
Приносит в городок гниющий торс и пахи…
Живые мумии дорожки топчут в страхе…
Так пароходы наполняют конуру,
Что в гордости зовётся — Kuresaare!
Всего по паре здесь: сиреневых кустов,
Детей с торчащим животом и луноликих
И косолапых женщин — всеязыких,
За исключением эстонскаго: для ртов
Их этот «низменный» язык чернее гари…
Заморскофильство, грязь — вот гордость Kuresaare!
(«Посл. Известия», Ревель.)
Первое письмо
Ах, Ing! Идёт весна, и тает лёд.
Грязь золотит большое, золотое
Такое, солнце. Муха от покоя
Зимы, жужжа, очнулась. Что за взлёт!
Какая удивительная ловкость:
Приподнимает воздух,— что за лёгкость!
Ах, Ing! Идёт весна, и вишня в цвет
Душистый разубралась. Ежевёсно
В её цветах стою. Бурля откосно,
Несётся в речку грязь: то марта след.
Туда, сюда по городу извозчик
Меня стремит. Пусти во всю, — так проще!
Ax, Ing! Идёт весна, и, как вино,
Пьянит весенний воздух. Лишь с зеленца
Полей вернусь, полны лучений солнца
Все волоса. Устал,— в глазах темно.
Мне кажется, что ты меня встречаешь
И издали объятьями венчаешь.
Ах, Ing! Возвышенная новая весна!
Люблю-ль тебя? — я этого не знаю.
Ты любишь ли? — о том не рассуждаю.
Я в солнце весь! в природе всей до дна!
И ты со мной. И ты, как водоёмы
Весенние, несёшь меня. Вдвоём мы!
Ах, Ing! Она идёт. Как водопад,
Струится на поля и на дороги.
Крылю объятья к ней, бросаюсь в ноги.
Там где киоск, стоит, от солнца злат.
Ах, Ing! Теперь весна, весна ведь в мире!
Эй, путь весне! Дорогу сердцу шире!
Второе письмо.
Теперь идёт весна. В ней бешенства порывы!
День расточает свет мильонами ракет.
Покрыла всё вода. Как будто суши нет.
Как будто тонем мы. Вода и солнца взрывы!
О, так идёт весна, помилуй нас Господь!
Теперь идёт весна. Забыла ночь про иней.
Всю ночь дождь прядает по веткам и камням.
Мокрее мы ершей. Вновь пенистым водам
Пора настала течь стремглавно по низине.
О, так идёт весна, помилуй нас Господь!
Теперь идёт весна Вот Вербная, Святая.
Что может быть теперь в озёрах и в лугах!
И в небе синева, и синева в глазах.
Весна! Пусть где то бой, и льётся кровь людская,
Ведь, все таки весна, помилуй нас Господь!
Теперь идёт весна. Грязь безконечна. Что мне,
Что я приду домой весь мокрый и в грязи!
Старушка-хлопотушка, не грози, —
Пусть грязен: ведь, весна!.. Прости и зла не помни
Весна лишь раз в году, помилуй нас Господь!
Теперь идёт весна. Ing у меня. Другая —
О, Еnе! — позади. Иль Еnе и теперь?
Мне обе дороги. О, Ing, себя проверь:
И Еnе, ведь, со мной… Фиалка полевая!
Уж такова весна, помилуй нас Господь!
Третье письмо.
В сей год весна приходит ùначе,
Tiu-Tiu! да, иначе. И год сей иначе,
И весна иначе, и приходит иначе,
Tiu-Tiu! и иначе, совсем ведь иначе.
Так много птиц, цветов и смеха. Hoi!
Безумья солнечнаго зова:
lh ah ah haa! ah haa! Ih ah! Oh oi!
Удары грома молодого:
Mürr mürr! mürr mürr! trahh trah!
Из ивовых сырых сребристых кор
Устрою миллионы дудок.
Деревья, соловьи и ветер — хор.
На все лады свистеть я буду:
Tuut tuut! Tutt tutt! Tuut tuut!
Для шалостей покосы и леса
Я усыплю тебя умело.
Злата лучей закатных полоса.
О, раздели же ласки смело!
Tiu tiu ! Tiu tiu ! Ssu ssu !
Ночь — это только малый светокруг,
Что и влечёт, и искушает
Меня, певца, и, Ing, тебя, мой друг.
Где и когда конец тому — кто знает ?
Hoi tii! hoi tii hoi tii!
В сей год весна приходит иначе,
Tiu tiu! да, иначе. И год сей иначе,
И весна иначе, и приходит иначе,
Tiu-tiu! и иначе, совсем ведь иначе.
Четвёртое письмо
Меня сразит расцвет весенний!
Сплошная пена! шторм цветов!
Я обезсилиться готов, —
Меня сразит расцвет весений!
Черёмуха и с ней сирени.
Я в Яблоновом весь снегу.
Зову тебя, спать не могу.
Колышет ветер мёд сирени
И вот сгибаюсь я наклонно,
Как в розовом цветеньи ветвь
Зачем же два меня? и, ведь,
Сгибаются они наклонно.
Ночь — позлащённое кольцо,
Что в своде вертится далёком.
И солнце землю греет оком.
О, Ing! люблю твоё лицо!
Моя в цветеньи этом гибель.
Сплошная пена! шторм цветов!
Я обессилиться готов, —
Моя в цветеньи этом гибель.
Шестое письмо.
Золотисто-жолтая песня.
Златисто жёлтый парк, златисто-жолто сердце.
Два шага в золотом исчезновеньи.
Златистожолтый путь, златисто-жолто сердце.
И двое — в золотом исчезновеньи.
Ах, двое в жёлто золотой беседе.
Златисто жолто сердце, точно осень.
Два шага в жолто-золотой беседе.
Два сердца в золотых словах, как осень,
Два сердца в золотых словах и грёзах.
В своём, — особом, — каждый угасаньи.
Одно из них, — моё, — в янтарных грёзах.
Твоё, — второе, — в блёклом угасаньи.
Златисто жолтый парк, и золотые листья,
Как бабочек рой, ветер рассыпает
Златисто жолтый путь, и золотые листья
Наветрены. К добру ль, ко злу — кто знает?
Десятое письмо.
Помнишь, Ing, аллеи зовы,
Глухо снежный путь суровый?
Сахароголовы ели.
Шла ты тихо, еле-еле
Луны в еловых макушках.
Птицы в снеговых опушках…
Снили сны про сны, и ветки
Гнули, снег стряхая сеткий.
Помнишь, Ing, аллеи зовы,
Глухо снежный путь суровый,
Где мы бегали, обручась,
В рыхлый снег слетая с кручи?
Помнишь, как на перекрёстке
В снег меня толкала блёсткий?
Ах, в объятьях скаты с горки!
Ах, «любовь» —в скороговорке!
Мы везде нашли позднее
То, что зачато в аллее.
Ели сахароголовы.
Ты вошла под их покровы.
Без тебя теперь здесь скука,
В бессловесном сердце мука.
Помнишь, Ing, аллею эту?
Ищешь ли её по свету?
Ночь под Ивана Купалу
В канун принесла ты с покоса
Берёзок украсить жилье.
С полей и с речного откоса
Доносится пенье твоё.
Придя на ночевшия нивы,
Стобоился я над водой. Горите,
Иваньи огни, вы!
Звените, певцы, в час ночной!
Сидели мы в уединеньи.
Плескалась под нами вода,
Разволнясь о камни.
В волненьи Сердца замирали тогда.
Ты сыпала в воду безмолвно
Цветы, в воду сыпала ты.
Помедли, не все их брось в волны
Так сразу — слова и цветы.
Былое навеки уплыло,
Как сон, как чарующий сон !..
О, самое грустное было
В пути нашем — путь самый, он !
Дай губы в безмолвии ночи,
Дай губы скорей и без слов:
Хочу целовать их, как хочет
Гореть сонм Иваньих зрачков.
Потом разойдёмся мы, плача,
Куда уведёт нас стезя.
Пусть сердце ведёт нас, иначе
Глаза обесслезить нельзя.
(«Посл. Известия», Ревель.)
Нам всё же братом остется человек
Так больно, больно мне ставать братоубийцей,
Горячей крови дать в ушат земли пролиться:
Ведь, всё же братом остаётся человек.
При спазмах горловых всегда мы жаждем плакать.
Все грёзы лучшие втоптали грубо в слякоть.
Кем сделал человека этот век?
Так страшно думать, что приходится калек
Из братьев делать нам, чтоб ненависть пропала.
О, сердце, не спеши, биясь тревожно, звякать!
Удел наш — убивать, чтоб пуля разорвала
Грудь ту, которая, как сами мы, желала
И грезила зрить в жизни красоту.
Запомни, человек, забредший в тесноту:
Заблудший — брат тебе, хотя б в воззреньях узкий,
Ах, кто бы ни был он: китаец или русский.
(«Вести Дня», Ревель.)
Я хочу тебя ждать
Хочу тебя ждать я, пока хватит силы.
Бойся, друг, опозданья:
Легче пуха мечтанья
Любовь моя. Ветер готовит ветрила.
Поймать её можешь? — люби серьёзно.
Хранить её хочешь? — ещё не поздно.
Хочу здесь сидеть я у моря седого.
Моё сердце больное.
Могу ещё ждать я. Но рухнут основы,
Если сделаешь злое.
Можешь ты плакать. Я буду — тоже.
Того изменить никто не может.
Долго у тёмного моря ждать буду.
Мои взоры печальны.
Ждать тебя — сказка. Сюжет её — чудо.
Снег. И вербы венчальны.
Ночь говорит нам. Я встану на стражу.
Заговорю, — разорвёт сердце пряжу.