1883 г
Утро
Вновь воскресаю я каждое утро —
Розовая, в светлой пене простынь;
Блондных волос ручейки, — желтовинь, —
Льются с висков — с чаши из перламутра.
Вновь я интимна, свежа и тепла!
Вот соскользнули с цветущей постели
Белые ноги одухотворённые,
Лунью расплавленной осеребрённые,
Струйки одежд молоком заблестели.
Пауза солнца к заре истекла.
Сыплет ко мне золотистый песок
Солнце на сонные крошки — окошки,
Тихо, невестно, зовет на дорожки.
В дребезги сердце распалось. Глубок
Сад, как колодец, прохладен и зелен,
Полон предчувствий, как тайна великая.
Здравствуй, Сегодня! покойся, Вчера!
Утро — мост роз, сходня розовобликая
К дню. День — корабль, к чуду, путь чей нацелен:
Синему парусу вздуться пора.
Синяя терраса
Полна терраса синяя зари…
Как на окно бросает тюль пунцовый
И на плечи платок мне весь багровый
Закатный диск! Как вянет он, смотри!
Кровавой связкой роз на алтари
Небесные свет брошен.
Нездоровой Любви полны цветы.
Впивая снова Их аромат, сижу я, — час ли, три, —
На лестнице из камня обветшалой,
Где робко из рассыпчатой щели
Ромашка распускает цвет усталый,
Настурции во влажной борозде
Травы, ползя, мне туфли оплели,
И ароматы благость льют везде.
(«За Свободу», Варшава.)
Солнечная ванна
О, как волна полей звенит шумливо!
Трава высокая на берегу сочна,
Как в вышивках цветных блестящая стена…
Нагая, в солнышке, лежу я молчаливо,
Пришедшая из города сонливо,
Бескровная, усталая, бледна…
Пьёт тело солнышко, как золото вина,
И сердце хмелю отдаётся хлопотливо.
Жужжа, пчела с цветов сбирать готова мёд
И удивляться мне, нежданной, точно чуду…
Целует руки нежно бабочки полет,
И кудри блондные колосьев вьются всюду,
Откуда синенькие глазки васильков
Меня осматривают, свой бросая зов…
(«3а Свободу», Варшава.)»
Экстаз
Прелестна жизнь земная, и могучи
Бессмертной крови вечные стремленья.
Я отдаюсь веселью упоенья,
Уравновешенность чужда мне жгуче.
У ног моих, как пена, что кипуча,
Бледно-зелёный шолк одежд. В смятении
Спадают все покровы, — без сомненья
Нагая женщина гораздо лучше…
Зачем так пахнешь ты, гелиотроп,
И сумерки синеют, точно сказка?
Я такова, что каждая окраска
В моей душе созвучье будит, чтоб
Могла опустошать я чашу жадно,
Как будто смерть торопит беспощадно
(«Вести Дня», Ревель.)
Пора сирени
Черёмухи прощались лепестки…
Цветение сирени наставало…
Бутоны полносочно распускало…
За домом засинели все кустки…
Я по ночам не сплю, — не от тоски,
А оттого, что сердце запылало:
Цветение сирени, ведь, настало!
Ах, мне ли безразличия тиски?
Тебя здесь нет, — тогда зачем же день
Лиловых и больших цветов исполнен?
Зачем лик ночи светом весь оволнен,
Лия в кровать — благоуханий лень?
Как тяжело одной впивать красу мне!..
Ты был бы здесь, — все было бы безумней!
(«Поел. Изв.», Ревель.)