Ещё душа как в странном сне:
Торжественно спокойна.
И хрупкогрёза тройна,
Как бабочка: то там, то тут.
О, сладко пробудиться мне!
Чу, в теле голоса поют:
Ах, я люблю! ах, я люблю!
Небес путями день, трубя
В рог, к полдню быстро мчится.
Мне трудно пробудиться:
Все члены так изнемогли.
Что говорил — не знаю я.
В безумье те глаза влекли.
Ах, я люблю! ах, я люблю!
Лежать, скрестив под головой
Голь рук, — нет лучше позы, —
Отбросив вожжи грёзы.
Вчерашнее как бы во сне.
В тебе и мягкость и покой,
О. одеяло! Кровь в огне.
Ах, я люблю! ах, я люблю!
О, как, о, как я опьянён!
О, сладкое пыланье,
Губ жарких прикасанье
Ты и теперь ещё кипишь
Одним желаньем я сражён
Желанней всех зажегших тишь,
Что я люблю, что я люблю.
Какое опьяненье то!
Твои телоизвивы —
Лоз винограда свивы —
Я повалил меж рук.
Целуй, души меня! Зато
Та — наша ночь, мой друг.
Ах, я люблю! ах, я люблю!
* * *
На стенах отблеск солнца час.
На улицу я вышел.
Смотреть — ни вдаль, ни выше:
Февральский сильно ярчит снег,
И режет воздух глаз,
И капли на деревьях всех.
Ах, я люблю! ах, я люблю!
Есть радость тайная в душе.
Я возвращаюсь поздно.
Скрипит легкоморозно.
Так: длинный воздуха глоток
Теперь дал ясность мне уже,
Дабы я убедиться мог,
Что я люблю, что я люблю.
1916