1.
Я — как во сне. В стране иноязычной,
В глухом лесу, в избушке, в тишине,
Для всех чужой, далёкий, необычный
Я — как во сне.
И кажется порой невольно мне,
Что умер я, что голос жизни зычный
Не слышен мне в могильной глубине.
Я стыну весь в привычке непривычной —
Всегда молчать в чужой мне стороне,
И, чувствуя, что я для всех отличный,
Я — как во сне.
2.
Проходят дни в глухом уединеньи,
Полузабытый, гасну я в тени…
И вот, хрипя, как ржавой цепи звенья,
Проходят дни.
О, дорогая! мы с тобой одни,
И в этом тоже скрыто упоенье,
Но всё-таки трибуну мне верни…
Ты слышишь ли в груди моей биенье?
И блеск, и шум — художнику сродни…
Трибуны нет. И в тяжком раздвоеньи
Проходят дни.
3.
На пару дней, не больше, зачастую
Меня влечёт в толпу людских теней,
И хочется мне в эту людь густую
На пару дней…
Что может быть убоже и бедней,
Чем эта людь! О, как я в ней тоскую,
И как всегда безлюдье мне родней!
Но иногда, когда я холостую
Привычку вспомню: быть среди людей,
Я вдруг отчаянно запротестую
На пару дней…
4.
Дай руку мне: мне как-то странно-вяло…
Мне призрачно… Я точно весь в луне…
Чтоб грудь моя бодрее задышала,
Дай руку мне.
5.
Быть может «да» и так же «нет», быть может,
Что нам нужны порою города,
Где всё нас раздражает и тревожит…
Быть может — да.
Конечно, это только иногда,
И большей частью город сердце гложет…
Там даже рек вода — как не вода…
Одна природа нас с тобой обожит —
Источник наслажденья и труда.
Не правда-ли, что город всех убожит?
Быть может — да…
Тойла. 1923.II
Рондо под номером 5 в рукописи полностью вымарано автором (чёрным по чёрному). Текст оригинала восстановлен публикатором, что позволило датировать весь цикл.