О, что за ужасный кошмар:
Исполненные вольной нови,
Мы не хотим пролитья крови,
Но жаждет крови земный шар!..
Людскою кровью он набух,—
Вот-вот не выдержит и лопнет…
Никто не ахнет и не охнет,
И смерть у всех захватит дух.
Ну что ж! Пусть — коли суждено!
Но мне обидно за Россию:
Свободу обретя впервые,
Погибнет с миром заодно…
Хоть «на миру и смерть красна»,
Но жизнь-то, жизнь ее в расцвете!
Теперь бы ей и жить на свете,
Когда свободна и ясна.
Что ж, вновь за меч? что ж, вновь в окоп?
Отстаивать свою свободу?
Лить кровь людскую, словно воду,
И, как в постель, ложиться в гроб?!.
Я не могу, не смею я
Давать подобные советы…
Дороже этой всей планеты —
Жизнь неповторная твоя!
А если нет? А если нет,
Как насмеется враг над нами,
Над женами, над матерями!
Тогда на что же нам и свет?..
Но вместе с тем не защищать,
Не рисковать — погибнуть все же,
Что делать нам, о Боже! Боже!
На нас — заклятия печать!..
Одна надежда, что солдат
Германский, вдохновляем веком,
Стать пожелавши человеком,
Протянет руку нам, как брат…
Так сбрось последнего царя,
Европа старая, с престола:
Забрезжит с легкостью Эола
Над миром мирная заря!
О, как ничтожен человек,
Хотя бы даже гениальный,
Пред мыслью глубоко-печальной
О мертвой жизни всех калек!
1917. Апрель.
Гатчина.