Снегов чуть зелёные тени
съел в пламени медном восход.
Не свыкнусь я с мыслью о тлене,
что смерть твой покой стережёт.
В глазах твоих святость монгола,
в ресницах их каменна скорбь.
Зовёт в тебе Пейпус и полый
трав стебель, трав водных узор.
Волос твоих тёмная бронза
мне все-же дороже всего.
О, чувства, лишенныя солнца,
в вас жуть, похоронный в вас ход.
Снег мрамора — вот твои руки
кончавшейся, долго больной.
Без отсвета вечность. И в муке
ты чувствуешь это душой.
Сегодня на родине новой
твоей – вишни впламь зацвели.
В глазах твоих гроб, гроб сосновый
и ночь, но уж ночь не земли.
В тебе вешний холод и осень.
Смерть с жизнью в строках о тебе.
Сегодня Христос гроб свой бросил,
но ты… ты жилица небес.
Я с сердца рояля рву ноты,
чтоб жуткий хорал канул вдаль.
Твой взгляд, полный смертной заботы,
мне бросил, как стон, carte postale.
… Есть синия в небе лагуны
и тучи, как змеи в узлах.
Не верю… я плачу не юно
с лицом схороненном в скорбях.
Цветущую землю весною
покроет весь жёлтый зорь мёд.
Никто твоё имя не смоет,
в дали хоть оно и замрёт.
Найти—б тебя тропкой печали,
преградою стены гробниц.
Святыми глаза твои стали,
и каменна скорбность ресниц.